16a13b01     

Рыбас Святослав Юрьевич - Дитюк



Святослав Юрьевич Рыбас
Дитюк
У новоселов в Казахстане
Среди степного ковыля
Лежит в раскрытом чемодане
Наследник, соской шевеля.
К стене привязанная крышка,
Никелированный замок.
Лежит, сопит себе парнишка,
Катая глазки в потолок.
Честь честью все - опрятно, строго,
Постель, простынка на груди.
Что ж, чемодан! - мальцу дорога
Еще какая впереди!
А.Твардовский, 1955 г.
Владимир Абрамович Дитюк женил своего первенца Григория. Однако, как
всегда бывает, невозможно было заниматься только одним этим. Наоборот,
другие дела и заботы, привычные и неизменные, отвлекали Дитюка.
Снегозадержание, технический уход машин, подготовка к партийному собранию, -
этим он тоже занимался, хотя и понимал, что единичность, неповторимость
предстоящего праздника должна вроде подчинить себе все иное. Но такого не
получалось, в спешке даже мелькала мысль: "Скорее бы все кончилось!"
В "Целине" есть такие строчки: "Знает эта земля не только знаменитых
первоцелинников Михаила Довжика и Владимира Дитюка, но и хороших хлеборобов
Владимира Михайловича Довжика и Григория Владимировича Дитюка".
Великая гордость за свое дело охватила бригадира в первые минуты после
прочтения "Целины". Но затем стало тревожно за парня: какая непростая ноша
опускалась на Гришины плечи!
Спустя полтора года он уже твердо мог ответить себе, что его опасения
были напрасны. Григорий отслужил в армии, вернулся в отцовскую бригаду и
снова стал хлеборобом.
Свадьба. Поезд с молодыми. Снег, ленты, шары. Сыплются горсти зерна на
черный чуб жениха и на белую фату. Первое "Горько!". И наступает миг, когда
все глядят не на молодых, не на Гришу и Люду, а на отца, чуть сутулого и
застенчиво улыбающеюся гиганта. Сейчас он скажет напутственное слово. Но как
ему передать чувство радости и чувство как бы далеко раздвинувшегося
горизонта?
Я знаю, дети, когда мы начались. У других, может, видится не всегда
ясно, с какого дня жизнь повернула колесо и пробороздила тебя, а у меня на
этот случай в памяти незабываемый след. Четвертого марта началось. Жил я с
мамой Галиной Сергеевной, Гришиной бабушкой, в селе Савинцы возле Сорочинец
Миргородского района. "Чудный город Миргород! - сказал великий писатель
Гоголь. - ...везде прекрасный плетень; по нем вьется хмель, на нем висят
горшки, из-за него подсолнечник выказывает свою солнцеобразную голову,
краснеет мак, мелькают толстые тыквы... Роскошь!" Там я вырос. Да такой
большой, что как надумаю новую одежду покупать, так беда, - нигде не сыщешь
моего размера, а ботинки только в Москве, сразу по пять пар беру. Больше,
кажется, не вырасту, остановился на сорок восьмом. Ну, то я к слову. А в ту
пору зимой даже в школу не ходил - нету обувки. Весной да осенью еще босиком
туда-сюда, вы не удивляйтесь, война ведь только-только кончилась, мы под
немцем оккупацию бедовали. Я и работать пошел десяти лет. Водовозом. А позже
стал на быках боронить. Когда на пятнадцатый год пошло, курсы трактористов
закончил в Сорочинцах при эмтээсе. И уже я не хлопчик, взрослый кормилец.
Работаю, даже сапоги ношу. Учиться я уже совсем не учился, иная пошла учеба.
В феврале вдруг загомонили о целине, куда-то в Казахстан, на Алтай подул
ветер, да что оно такое, целина, - никакого представления. Узнал, многие
земли как бы дикие пропадают. Кто на них поедет? С родины уезжать? Потом
собрали нас, трактористов, слесарей и механиков в эмтээсе, из обкома
комсомола товарищ приехал, агитировал. Многие подняли руки, и я поднял.
Тогда он говорит: "Я вам п



Содержание раздела