Рыбас Святослав Юрьевич - Что Вы Скажете На Прощанье
Святослав Юрьевич Рыбас
Что вы скажете на прощанье?
Карташева положили в отдельной палате, чтобы больные не видели, как он
умирает. Он не приходил в сознание. Его лицо, отсиненное щетиной, было
влажно, грудь едва приподнималась. Вадим смотрел на него с тоскливым
любопытством. Он тоже подолгу задерживал дыхание, в легких жгло, и Вадим
чувствовал, как трудно отцу. Ему еще не было жаль отца. Нужна привычка к
умирающему, но отцу было сорок девять, он телесно крепок даже теперь, и сын
думал о нем как о живом человеке. И еще у него была досада. Он ее стыдился;
но она была - как же это ты, отец?
Четыре года назад мать Вадима оставила отца. Муж был старше ее
тринадцатью годами, она не любила его. Сын не мог этого знать, с него было
довольно угнетающего чувства вины, которое он испытывал с раннего детства, -
неверность матери и ревность отца породили это чувство.
Вадим был неуверен в себе, самолюбив.
Мать не позвала его с собой. Он был оскорблен, хотя знал, что не поехал
бы, считая мать виновницей семейного несчастья. Она сказала Вадиму:
- Ты еще не понимаешь, как бывает в жизни. С ним тебе будет лучше, а ко
мне ты будешь приезжать.
Все решилось в один день. Мать уехала и увезла с собой много вещей.
Внешне жизнь Вадима изменилась очень сильно: он нес все заботы по дому
и распоряжался деньгами, он был свободен от всех проявлений родительской
власти в материальном отношении; в нравственном он уже прежде освободился...
Отец захрипел. Вадим взял со стула стакан с водой и с чайной ложки
напоил его. Вода стекала по щекам, на подушке расползалось пятно. Вадим
нажал кнопку в стене - пришла медсестра, вздохнула и позвала врача.
Врач Маркова, седая розоволицая женщина, измерила давление. Вадим тупо
глядел на мощную руку отца, перетянутую черным жгутом.
- Двести пятьдесят на сто семьдесят.
Страшные силы разрывали отца изнутри.
- Вадим, идите лучше домой. Уже поздно... Маша подежурит.
Отцу сделали укол и дали кислород. Вадим тоже попробовал подышать из
серо-зеленой подушки, но сил у него не прибавилось. Он ничего не
почувствовал в пахнущей резиной теплой струе. Он спрятал под халат осевшую
плоскую подушку, пробрался на первый этаж; под лестницей стоял голубой
баллон. Отвернул ребристый вентиль и вставил латунную трубку переходника в
подушку. Подушка надулась, как мяч. Он закрыл вентиль и оглянулся: за спиной
стояла дежурная санитарка и глядела на него со страхом.
- Взорвешьси-и!.. Кто тебе дозволил лезть?
Вадим отмахнулся от нее.
Ночью ничего не случилось, и наутро обессиленный Вадим ушел.
Больничный двор закрывала сырая тень кленов. Было пусто и по-раннему
тихо. Вадим почувствовал эту пустоту вокруг. Он подумал: "Как жить дальше?"
Поливальная машина толкала по улице веер радуги, потом она уехала.
Вадим опустил голову. Сейчас он где-нибудь позавтракает. Надо пойти на
консультацию по дипломному проекту. И еще к отцу на работу... А что еще? Бог
его знает.
* * *
Он приехал в техникум, но что-то его остановило, и он не пошел к
руководителю дипломной работы Качановскому, как хотел прежде. "Зачем? -
думал он. - Теперь не нужно".
Ему оставалось сделать всего лишь два чертежа.
Он направился к директору техникума Валькову и попросил отсрочку. Он
знал, что просить бессмысленно. Вадим был принят в техникум тридцать первого
августа, после того, как за один день сдал экзамены. Все это было против
обычного порядка, но отец позвонил Валькову, и тот не решился отказать.
Из-за давнего одолжения Вальков недолюбливал Вад