Рыбаков Вячеслав - Смерть Ивана Ильича
Вячеслав Рыбаков
СМЕРТЬ ИВАНА ИЛЬИЧА
Странное, странное чувство. Нелепое. Дурацкое. Даже ветер пропал.
Такой ветреный день был... почему был? Это я, похоже, был - а день есть
ветреный и ветреным останется
Не люблю ветер. Из-за ветра особенно не хотелось тащиться к ларькам,
лучше бы повалялись еще да музыку послушали. Но - Татка уговорила, ей
ходить надо. Да и хлеб кончился.
Лихо я успел Татку отбросить. Никогда так... так грубо до нее не
дотрагивался. Конечно, не удержалась на ногах. Прямо в лужу упала. Нет, еще
ну упала. Падает. Все вокруг так замедлилось в последнее мгновение, все,
кроме меня; я, дурак, даже успел почувствовать себя этаким суперменом с
суперреакцией, показалось, и сам успею прыгнуть за Таткой следом, но все
вообще остановилось. Окаменело. Будто в мир выплеснули Ледовитый океан
клея.
Муха в янтаре.
И тишина. Наверное, в космосе такая. Я - "Луноход один".
Как мы хохотали в общаге! Когда уже изрядно вдели, но еще не бухие,
надо встать в круг, а кто-нибудь - кто черную метку вытянул - неторопливо
ползает внутри круга на четвереньках и замогильным голосом подает позывные:
"Я - "Луноход один", я -"Луноход один"... Кто первым засмеется, хоть
пикнет-фыркнет, тут же выталкивается в круг, встает на четвереньки и тоже
начинает бродить на четырех костях: "Я - "Луноход два", я - "Луноход
два"...
Даже глазных яблок не провернуть. И не зажмуриться. Видны только
собственные вытянутые руки с растопыренными пальцами, чуть впереди них -
съехавший с запястья, но пока еще не долетевший до земли полиэтиленовый
пакет с буханкой пшеничного, да мокрый, грязный, неровный лед, кое-где
протаявший до асфальта.
Гололед на Земле, гололед. Целый год напролет - гололед.
Высоцкому такие гололеды, как в последние зимы, и в кошмарном сне не
привиделись бы.
Даже если планету в облет, не касаясь планеты ногами - не один, так
другой, упадет, и затопчут его сапогами
В седьмом... в седьмом?.. да, в седьмом классе обрушилось это
прекрасное поветрие - Высоцкий. Магнитофонов почти ни у кого не было в ту
пору, и, трепеща от предвкушения, обменивались, обменивались невесть откуда
берущимися, с наивозможной аккуратностью передуваемыми под копирку
текстами. У тебя что? "Гололед". А у меня - "Парус", только полкуплета не
хватает. А у меня "Мистер Джон Ланкастер Пек". А у меня - все песни из
"Вертикали"!
Так лучше, чем от водки и от простуд...
Да уж.
Еще виден противоестественно огромный сгусток кала. Собачьего,
надеюсь. Хотя, какая мне теперь разница. Раскисший, волокнистый.
Омерзительный. Смазанный сбоку. Кто-то недавно вляпался.
Тошнит.
Хоть бы на метр в другом месте. Левее, правее... Чтоб не висеть
невесть сколько последнего в жизни времени, уставясь на говно.
Хоть бы на десять метров. Хоть бы другой дорогой. Хоть бы не вспомнили
про хлеб.
Ладно, этого не надо. Все равно как интеллектуалы гундосят: вот бы
царь не отрекся... вот бы Столыпина не убили... вот бы Бухарин Сталина
победил, вот бы Маленков Хрущева победил, вот бы Руцкой Ельцина победил.
Будто, произойди из всего этого хоть что- нибудь, хоть все чохом - собаки и
люди перестанут гадить на улицах и алконавтов перестанут пускать за руль.
Ведь этот подонок наверняка лыка не вяжет.
Обидно. Ох, об-бидно!
Впрочем, не обиднее, чем когда бежишь за трамваем, а он у тебя перед
носом, абсолютно сознательно, захлопывает двери. И, например, стоит, потому
что красный свет, и ты молотишь в дверь, а он стоит, и те, кто успел
вскочить и втиснуться, хохочут изнут