Рыбаков Анатолий - Выстрел (Миша Поляков3)
Анатолий Рыбаков
Выстрел
1
Возле пивной "Гротеск" прохаживался Витька Буров, по прозвищу Альфонс
Доде. Пустые бутылки принимали во дворе пивной, и Витьке была видна вся
очередь.
Замученный старичок, гномик в очках, опускал бутылки в ящик: темные -
пивные, светлые - водочные, желтые - из-под лимонада и ситро. Бутылки
сдавал Шныра, а в очереди, которую Шныра загораживал спиной, Фургон,
Паштет и Белка перекладывали бутылки из ящиков в свои сумки, собираясь
продать их еще раз.
- Тридцать пять копеек, - объявил гномик Шныре, - так тебя учили в
школе?
Шныра вынул кепку из кармана, нахлобучил на голову, на глаза, отошел,
потом незаметно стал за Паштетом и наполнил свою кошелку бутылками из
ящиков.
- Получай деньги, отнеси маме, ты хороший мальчик, - заключил гномик
торг с Фургоном.
Ребятам все это казалось игрой, рискованной, но увлекательной и дающей
заработок. Деньги им были нужны для поездки в Крым.
Потом, сидя на разбитом асфальте, они сдавали выручку Витьке Бурову.
- Восемьдесят две копейки, - сказал Шныра.
- Молодец, хороший мальчик! - к удовольствию всей компании, передразнил
Витька гномика. - Слушай маму!
- Пятьдесят восемь копеек, - сказал фургон.
- Плохой мальчик, ленивый, выйди из класса!
- Девяносто три, - сказала Белка.
- Изюм - белый хлеб! - воскликнул Витька. Выше похвалы он не знал.
Они пошли по Смоленскому рынку, могучая компания, объединенная
таинственной целью, имеющая бесстрашного вожака, который бесцеремонно всех
расталкивал: "Куда прешь, не видишь - дети!" - фраза, тоже приводившая их
в восторг.
Служащие в косоворотках, мануфактуристы в пиджачных парах, в галстуках
и без галстуков, с бабочками и без бабочек, зеленщики в брезентовых и
рыбники в кожаных фартуках, крестьяне в смазанных сапогах и крестьяне в
лаптях, украинки в суконных свитках, китайцы с воздушными шарами и всякими
бумажными чудесами, железнодорожники в форменных куртках, барышники,
молочницы, холодные сапожники, точильщики, босяки - все это скопище людей
двигалось, шумело, спорило, торговалось, пело, играло, плакало,
проклинало, собиралось в толпы, растекалось по Новинскому и Смоленскому
бульварам и по примыкающим к рынку переулкам.
Толстый, неповоротливый Фургон задержался около продавщицы с лотком на
груди. "Моссельпром" было вышито на ее форменной фуражке золотым шнуром.
- Ириски, - доложил Фургон.
- Вывеска на голове, магазин на брюхе! - ответил Альфонс Доде.
Фургон понял, что ирисок не будет.
Суровое сердце Витьки дрогнуло только при виде рослой украинки в
монистах, продававшей пряники в ларьке под вывеской: "Наталка с Киева".
Она заметила Витькин завороженный взгляд.
- Все вы дывытесь на меня, а не покупаете.
Витька кинул на прилавок деньги - широкая влюбчивая натура, - раздал
всем по прянику, себе не взял, сдачу положил в нагрудный карман:
- Это крымские.
- С Крыма приехали? - осведомилась "Наталка с Киева".
- Вроде бы, - неопределенно ответил Витька.
По базару медленной уркаганской походкой шел Шаринец, хлюпик в кашне,
настороженно косил рыжим глазом.
Витька напрягся, готовый к столкновению.
- Белка! - требовательно произнес Шаринец.
Белка не ответила на оклик Шаринца, вопросительно смотрела на Витьку,
сильного, смелого, покупающего пряники.
Шаринец прошел, усмехаясь, как человек на рынке слишком значительный,
чтобы связываться с такой мелкотой.
Но мелкота знала, что Шаринец боится Витьку, и это усиливало в них
сознание своего могущества.
2
На своем дворе они тоже были хозяева. Старшие