Рушкин Илья - Квинт
Илья Рушкин
"Квинт"
Синий плащ едва шевелил легкий ветерок, и запах от костров по бокам дороги
неприятно щекотал ноздри. Квинт аристократически сморщился и без
надобности поправил пояс рукой в перчатке. Жаркое солнце неторопливо
летело вниз, и все в мире, казалось, отдыхало от жары.
Дорога терялась в песке недалеко, за холмом. Квинт это знал. Придется
тащиться по кочкам. Он вспомнил, как добирался в лагерь. Тогда было лучше.
Тогда утреннее солнце ласкало спину, и шея была не в клочьях сгоревшей
кожи...
Лициний долго убеждал его взять проводника. Проводник сидел рядом.
Бронзовый приветливый нумидиец. Квинт отказался, потому что нумидиец, как
ему показалось, всю дорогу будет болтать. А сам Квинт был молчалив.
О Стела! Дыхание твое свежее Луны!
Зачем ему перчатки? Ведь жарко, хотя и закат. Он сорвал их обе и заткнул
за пояс. Они немедленно принялись надоедливо давить в левый бок...
Дорога, наконец, потерялась, и под ногами податливо зашелестел песок.
Стало трудно идти. О Стела! Лицо твое светлее радости!
Воздух быстро синел, наливался цветом, густел. В нем началось движение.
Откуда-то (действительно, откуда?) появились птицы, которых Квинт не любил.
Пожалуй, пора было сворачивать к морю. Там, если Лициний не обманул, его
ждет лодка. И в который раз Квинт подумал о возможности побега. Бросить
все, рвануться от моря и затеряться в нумидийской глуши? Еще не поздно!
Еще не поздно!
Тем временем показалась полоска на горизонте. Море. Лодка. Скучающий
гребец. Квинт молча сел на корме. О Стела! Смех твой чище утреннего
ветерка...
Ритмичный плеск весел, и вот уже берег теряется вдали.
- Ты - африканец? - спросил гребец.
Квинт лихорадочно соображал. Следует ли благородному эвпатриду
разговаривать с гребцом? И решил ответить.
- Нет. А ты? И чем занимался раньше?
- Испанец. А занимался...- он, задрав голову, ткнул пальцем
во въевшуюся в шею, навсегда натертую красную полосу, словно его кто-то
полоснул кнутом поперек шеи. Квинту были знакомы такие полосы. Он сам
носил такую. Их нельзя спутать ни с чем. Такой след оставлял ремень
римского солдатского шлема.
Квинт безразлично кивнул в ответ.
- Бросил службу?
- Сбежал. Надоело.
- Где воевал?
- Да здесь же.
- Ганнибала видел?
- Видел.
Замолчали. Квинт вдруг подумал с тоской, как хорошо было бы не плыть
сейчас в этой лодке, а бежать отсюда. На него вдруг обрушился прохладной
вязкой волной страх.
Решение созрело быстро, как это бывает очень часто. Решение почти всегда
падает мгновенно. Оно импульсивно, случайно. Квинт хрипло сказал, указав
через плечо гребца: "Смотри!" Гребец повернулся, и на затылок его
обрушились сцепленные ладони Квинта. Что-то хрустнуло. Вероятно, запястья
Квинта. Он ударил нерешительно, и гребец не рухнул, а резко повернулся к
Квинту и бросился на него. Привычно Квинт захватил его голову и руки.
Гребец побагровел. Мышцы вздулись... Но бороться ему было не по силам.
Квинт окунул его голову в воду и держал, пока гребец не затих. Exit.
О Стела! Руки твои прекрасней меча!
Квинт родился в Капуе. От раннего детства у него осталось немного
воспоминаний. Почти ничего. Но это почти ничего было тепло и ласково.
Темный бархатный закоулок в лабиринте памяти.
Отец его был иностранец. По слухам, аристократ экзотических варварских
кровей. Мать - вовсе неизвестного происхождения.
Отец умер, когда Квинту было четыре года. Мать пережила его на одиннадцать
лет. Таким образом, в пятнадцать лет Квинт остался один.
Отец его когда-то проявил себя
