Рубина Дина - День Уборки
Дина Рубина
День уборки
Нюра берет недорого - пять рублей за день. Но это, конечно, с
хозяйскими харчами и чтоб за обедом обязательно поднесли. В этом пункте Нюра
особенно не кочевряжилась, годилось все: и сухое, если белой в доме не
водится, и портвейн, и даже домашняя наливка.
А что, домашняя наливка, если ее по правильному рецепту сделать, лучше
любого магазинного. Вот, к примеру, какое домашнее делал всегда Владимир
Федорович, царствие ему небесное! И смородинную, и рябиновку, и сливянку - и
все из своего, все на даче росло. А однажды даже из винограда сделал, из
того самого, что их молодая приятельница с юга прислала.
Веселый был покойный Владимир Федорович, и умер-то совсем не старым - и
шестидесяти восьми не было. Жить и жить... После его смерти Галина
Николаевна и дачу продала, и машину продала. А зачем ей машина? Одна как
перст осталась. Детей-то у них с Владимиром Федоровичем не было,
единственная дочка еще в младенчестве умерла.
Одна только радость - это молодая приятельница с юга иногда в Москву
приезжала. Сама-то Нюра ее не видела, не приходилось как-то, а вот портретик
на стене в кабинете Владимира Федоровича часто рассматривала. Моет там окна
или полы натирает и нет-нет да и взглянет на портретик, а то подойдет и
смотрит, смотрит... На лицо ее как-то смотреть хотелось. Чистое очень лицо,
губы улыбаются, обманывают губы, а глаза вот обмануть никого не могут. И
раздор этот улыбающихся губ и тоскливых глаз был на портрете весь как на
ладони.
Нюра, бывало, смотрит, смотрит, потом смахнет пыль со стекла и жалеючи
так спросит портретик: "Ну, че прикидываешься-то?" Однажды обернулась, а в
дверях кабинета Владимир Федорович стоит - локтем в косяк уперся, сильной
пятерней седые волосы назад забросил.
- Что, Нюра, - и кивнул на портрет, - нравится?
- Ага. - Она отступила на шаг и, склонив набок голову, еще раз окинула
взглядом портрет. - Только скушна чего-то...
- Нет, - возразил он, - она веселая... Она такая. - И не нашел слова,
только прищелкнул пальцами. - Это, Нюра, женщина, перед которой - плащ в
грязь!
Недаром писатель. Придумал тоже - плащ, и вдруг - в грязь. С чего
это?.. Впрочем, к красоте чьей бы то ни было Нюра относилась уважительно,
может быть, потому, что сама была кургузенькой женщиной с постоянно
воспаленными от возни со стиральными порошками красными веками без ресниц,
со смешным тонким говорком.
Были у Нюры клиенты и поважнее. В ее записной книжке (а у Нюры, как у
всякого делового человека, была записная книжка) такие адреса встречались -
ой-ей! У нее была своя клиентура уже много лет. В основном Нюра убирала
Большому театру, некоторым писателям и двум композиторам. За ней охотились,
переманивали к себе, к ней "составляли протекцию", потому что Нюра брала
недорого, а возилась весь день: и окна мыла, и полы натирала, и стирала. И
все делала на совесть, а это сейчас большая редкость.
О Владимире Федоровиче Нюра вспомнила сегодня потому, что убирать к ним
шла. То есть не к ним теперь, конечно, а к ней - Галине Николаевне. День
подошел - семнадцатое октября. Галина Николаевна давно на семнадцатое
записалась.
Вот только добираться Нюре было далековато - из Мытищ. На электричке,
потом на метро с одной пересадкой, а там на автобусе.
...Время неуклонно тянулось из осени в зиму, и этот день - мутный с
самого утра - был, наверное, последней гирькой на весах природы, клонящихся
к зиме. Летящий острый дождь то набирал силу, то сникал, как бы раздумывая -
перейти ему в сн