Росоховатский Игорь - Секрет Вдохновения
Игорь Росоховатский
Секрет вдохновения
1
Сегодня врач объявил, что моя "шагреневая кожа" сильно сжалась и мне
вряд ли удастся протянуть больше двух месяцев.
- Если не изменишь образ жизни, - строго предупредил он, - тебе очень
скоро понадобится не врач, а гробовщик.
- Вряд ли мне удастся что-либо изменить.
- Самая банальная жизнь дороже самой оригинальной гипотезы. - Он
немножко стеснялся выспренности своих слов и с неприкрытой жалостью
смотрел на меня.
Он достаточно знал о неустроенности моей жизни, чтобы считать себя
вправе жалеть меня. Он был моим одноклассником, сокурсником, затем -
коллегой, поднявшимся гораздо выше меня по служебной лестнице. Он крепко
врос в свою благополучную жизнь и был вполне доволен собой. И тем не менее
он заботился обо мне.
- Ох, уж этот "безобидный" Михаил Семенович! - в сердцах воскликнул он.
- А я думал, что ты окончательно излечился от его идей, когда начал работу
над М-стимулятором.
Он не забыл о той памятной лекции, которую прочел нам старик в
поношенном полосатом костюме, похожем на арестантскую робу. Михаила
Семеновича жалели преподаватели, студенты, а особенно уборщицы. Находилось
немало добровольных свах, желающих помочь ему, но он с извиняющимся
выражением лица постоянно избегал их услуг. Михаил Семенович был одним из
тех людей, рядом с которыми любой человек вырастал в собственных глазах и
считал себя обеспеченным счастливчиком. Он казался всем несчастным,
безобидным и неприспособленным к жизни, и только с годами я понял, что он
был вовсе не таким.
Выражение лица доктора менялось, по нему словно бы скользили тени от
быстро мелькающих мимолетных воспоминаний. Он медленно проговорил:
- Пожалуй, он все-таки умел разбрасывать идеи.
- И одна из них проросла в мозгу его ученика, - откликнулся я.
Он сердито отмахнулся от своих воспоминаний: наверное, спохватился, что
далеко зашел, и снова забеспокоился о моем здоровье.
- С таким сердцем ты мог бы протянуть еще не один год, - уверенно
сказал он.
- Два месяца тоже немало, - ответил я.
2
На следующий день меня посетила моя бывшая жена. Она влетела в
неубранную комнату, держа перед собой, как щит, книгу в черном переплете.
- Возвращаю тебе Хемингуэя, - сказала она прежде, чем поздороваться. -
Здравствуй, старина. Кажется, ты выглядишь неплохо.
Я уже понял, что она предварительно говорила с доктором. Я даже
догадывался, какие именно слова он произнес, и мне казалось, что я слышу
его голос, жалостливо-снисходительные интонации, присущие преуспевающему
доброжелательному человеку.
- Расскажи, как ты здесь живешь...
Ее глаза ласково и поощрительно улыбались мне. И тогда я посмотрел на
губы. Она умела "делать вид", но лгать по-настоящему, самозабвенно, так и
не научилась: не хватало воображения и хитрости. Ее выдавали губы - то,
как она их поджимала, как появлялись или исчезали на них морщинки.
Пожалуй, я не увидел ничего нового, и бодро ответил:
- Живу неплохо. Распланированно. Много отдыхаю. Даже в турпоходы
выбираюсь.
Ее губы недоверчиво изогнулись. Ей хотелось возразить: "А доктор
говорит..." Но вместо этого она сказала:
- Хорошо, если так на самом деле. А то ведь я знала тебя другим...
Осеклась. Поняла двусмысленность сказанного. Негоже в открытую
волноваться за человека, от которого ушла к другому.
Губы настороженно застыли, потом дрогнули, и я понял, что она хочет и
не решается спасать меня так, как ей советовал наш общий приятель -
доктор. Чтобы облегчить ее миссию, я добавил:
- Работы, конечн